Восточная война [СИ] - Евгений Белогорский

Пока шло обустройство новых позиций, русская сторона понесла огромную утрату. В марте месяце, при возвращении с Камчатского люнета погиб командир Малахова кургана контр-адмирал Истомин. Он был убит случайным ядром, буквально оторвавшим ему голову с плеч к ужасу сопровождавшего его офицера.  

Владимир Иванович, был правой рукой адмирала Нахимова во всех делах, связанных с обороной Севастополя, и вместе с полковником Тотлебеном составлял тот малый кружок командиров, благодаря которому Севастополь держался все это время.

При большом стечении защитников Севастополя, тело погибшего адмирала было похоронено в храме святого Владимира, где уже нашли свой последний приют адмиралы Лазарев и Корнилов. Нахимов со слезами на глазах простился с погибшим другом, которому уступил место в соборе, ранее оставленное для себя. Горе Павла Степановича было столь сильным, что указ императора Николая о произведения его в полные адмиралы, был встречен им с полным равнодушием. Он уже полностью похоронил себя и ждал только своей смерти на севастопольских позициях.

Затишье между противниками продлилось недолго, и в начале апреля союзники подвергли Севастополь массивной бомбардировке из всех осадных. Это была вторая с октября прошлого года попытка принудить русских к отступлению с занимаемых позиций с помощью артобстрела. В течение десяти дней противник вел непрерывный обстрел русских укреплений, поочередно ведя огонь то по третьему, то по четвертому бастиону то, перенося огонь осадных мортир на Камчатский люнет и Малахов курган.  

В первый день русские наблюдатели заметили активность союзного флота, который поднимал паруса и разводил пары, однако, помня результат прежнего противостояния с русскими береговыми батареями, французские и британские адмиралы не рискнули попытать счастья еще раз. Все вражеские корабли так и остались в Камышовой бухте, ограничившись лишь подвозом боеприпасов и безрезультатным обстрелом русских позиций оказавшихся в зоне их пушек.

Благодаря самоотверженному труду и старанию защитников Севастополя все разрушения производимые огнем осадных батарей успешно ликвидировались в ночное время суток. Разбитые врагом пушки заменялись на новые орудия, восстанавливались брустверы и амбразуры, пополнялись поредевшие ряды гарнизонов бастионов. И вновь как в октябре, на огонь вражеских батарей русские отвечали своим огнем, заставляя хоть на время их замолкать.  

Выпустив огромное количество бомб и ядер, союзники были готовы полностью отказаться от своих намерений одержать верх при помощи одной бомбардировки в виду её полной неэффективности. Генерал Пелесье был в ярости, наблюдая в подзорную трубу за русскими позициями и не находя их видимого разрушения. На военном совете, собранного после окончания очередной бомбардировки, новый главнокомандующий в гневной форме, приличествующей скорее капралу, чем генералу французской армии, обрушился с гневными упреками на генерала Нивье, автора этого плана.

- Следует напомнить вам, генерал, во сколько тысяч золотых франков нам обошлась ваша идея усмирить русских огнем наших батарей! Император Наполеон I потратил меньше денег на свои победы при Ваграме и Аустерлице, чем мы за эти десять дней обстрела Севастополя.

Сидевшие напротив Пелесье генералы хмуро опустили головы. В глубине души они не были согласны с мнением своего командира, но к своему огромному сожалению, ничего не могли противопоставить явным фактам - русские остались несломленными. Пелесье, выливший свой гнев на Нивье, тем временем продолжал.

- Исполняя волю нашего дорогого императора, я намерен внести новую струю жизни в наше расточительное сидение под стенами проклятого Севастополя. И потому, в скором времени, я намерен отдать приказ о штурме русских укреплений на подступах к Малахову кургану.

- Зеленого холма (так французы называли Камчатский люнет)? Да можно об этом думать? - воскликнул Канробер. - Ведь это будет целое сражение.

- Прекрасно, - холодно бросил Пелесье. - Пусть будет сражение, но этот холм мне нужен.

Сидевшие перед ним  генералы только переглянулись и молча встали, тем самым выражая свою готовность к исполнению полученного приказа.

Вот в такое неспокойное время, приехал в Бахчисарай граф Ардатов, до этого усиленно фланировавший между Москвой, Нижним Новгородом и Ростовом, пытаясь реализовать свои  планы, о которых в полном объеме мало кто знал за исключением самого Ардатова и императора Николая. Подобная секретность была обусловлена не столько умелыми действиями вражеских шпионов, сколько безудержной болтовней придворных и тех, кто по своей службе был обязан следить за сохранностью государственных тайн.

Прибытие Ардатова в Бахчисарай было сразу отмечено громким инцидентом, который получил огромный отклик среди простых солдат и офицеров. Одетый в мундир пехотного капитана, граф прибыл на простой почтовой бричке вместе с двумя адъютантами, взятыми Михаилом Павловичем для особых нужд.

Войдя в дом, где располагалась интендантская служба Крымской армии, он скромно спросил, где ему можно найти господина Свечкина, обеспечивающего снабжением Владимирский полк.

- Я вас слушаю, - холодно сказал раскормленный интендант, не распознав в Ардатове высокого начальника, что было совершенно не мудрено сделать. За двое суток тряски на почтовом тарантасе граф полностью утратил столичный лоск и мало чем отличался от простого офицера.

- Могу ли я получить деньги для полка по требованиям? - почтительно спросил Ардатов, вынимая из кармана кителя бумаги.

- Получить то вы можете, но все будет зависеть от вас самих, - глубокомысленно ответил чиновник, производя взглядом оценку вида графа.

- Мне бы сегодня деньги получить, - попросил тот интенданта. - Люди сильно на позициях голодают.

Чиновник сочувственно покивал головой, а затем ласково произнес:

- Ну так и быть, господин капитан, помогу вам получить деньги для вашего героического полка, но вот только какой вы процент положите за это дело?

Ардатов изобразил на лице полное непонимание:

- Какие проценты? С чего? Объяснитесь, пожалуйста?   

- Я говорю, сколько вы мне заплатите за выдачу ваших денег? - наставительно произнес интендант. - Обычно мне платят восемь процентов, но, учитывая вашу геройскую часть, могу взять и поменьше. Так и быть, согласен на шесть процентов.

- Да как вам не стыдно солдат обирать, господин Свечкин! - воскликнул Ардатов - Они там жизни свои кладут ради родины и царя батюшки, а вы их содержание воруете!

Ардатов оглянулся за сочувствием и поддержкой к находившимся в комнате офицерам, но те только стыдливо отвели в сторону глаза.

- Дожили вы до седых волос, господин капитан, а ума так и не нажили, - язвительно бросил чиновник, нисколько не стыдясь брошенного ему упрека. - Что же я буду за дурак, если буду деньги за так давать? Нужны вам деньги - заплати и бери. И нечего на меня так смотреть. Я и так вам божеский процент назначаю, у других не шесть процентов, а все двадцать отдадите.

- А вот об этом можно и по подробнее, - ласково произнес Ардатов и заговорщицки подмигнул чиновнику.

- Вы, господин хороший, дело говорите, а если шутить намерены, то в другой раз приходите, дела у меня, - раздраженно бросил сбитый с толку чиновник.

- Не будет у вас больше дел, господин Свечкин, - сочувственно пообещал Ардатов и громким голосом обратился к находившимся в комнате офицерам.- Господа офицеры! Будете свидетелями о том, что мне говорил господин интендант!

Подобные сцены видимо были не в новинку для Свечкина за долгие годы его службы и потому, вместо испуга на его лице появилась самодовольная улыбка и с полным чувством превосходства, он сочувственно произнес:

- А ты еще громче покричи, может тогда толк и будет.

- Ну что же, можно и погромче,  - моментально согласился Ардатов и звонко прокричал -  Косоротов, Рыжкин, ко мне!!!

В эту же минуту входная дверь с грохотом отворилась, и в помещение вломились два высоких крепких молодца, которые были пригодны только для одного дела - хватать и тащить.

- Здесь мы, ваше сиятельство! - громогласно доложил Косоротов и, бросив взгляд на ошалевшего  интенданта Свечкина хищный взгляд, коротко и буднично спросил, - В железа?

- В железа, голубчик, в железа! - подтвердил граф и два адъютанта для специальных поручений молниеносно выдрали интенданта из уютного кресла и, доведенными до автоматизма движениями, принялись обдирать мундир господина Свечкина, для которого все происходящее с ним было каким-то кошмарным сном. Не в силах сопротивляться железным рукам ардатовских молодцов, он только тонко душераздирающе кричал, и на его голос моментально сбежался служивый народ, отчего в просторном помещении, сразу стало тесно.